соченение мой край

Л.Н.Толстой 'Война и Мир"

В тот месяц май, в тот месяц мой
во мне была такая лёгкость
и, расстилаясь над землей,
влекла меня погоды лётность.

Я так щедра была, щедра
в счастливом предвкушенье пенья,
и с легкомыслием щегла
я окунала в воздух перья.

Но, слава Богу, стал мой взор
и проницательней, и строже,
и каждый вздох и каждый взлет
обходится мне всё дороже.

И я причастна к тайнам дня.
Открыты мне его явленья.
Вокруг оглядываюсь я
с усмешкой старого еврея.

Я вижу, как грачи галдят,
над черным снегом нависая,
как скушно женщины глядят,
склонившиеся над вязаньем.

И где-то, в дудочку дудя,
не соблюдая клумб и грядок,
чужое бегает дитя
и нарушает их порядок.

с макаронами, и в мут- ной глубине котелка невнятно что-то белело.
(4)В пару со мной угодил пожилой боец. (5)Мы готовились похле- бать горячей еды, которую получали редко.
6) Мой напарник вынул из тощего вещмешка ложку, и сразу упал духом: большая деревянная ложка была уже выедена по краям, а у меня ложка была обыкновенная, алюминиевая...
7) Я засуетился было, затаскал свою узкорылую ложку туда да обрат но, как вдруг заметил, что напарник мой не спешит и своей ложкой не злоупотребляет. (8)Зачерпывать-то он зачерпывал во всю глубину ложки, но потом, как бы ненароком, задевал за котелок, из ложки выплескивалась половина обратно, и оставалось в ней столько же мутной жижицы, сколько и в моей ложке, может, даже и поменьше. (9)В котелке оказалась одна макаронина. (10)0дна на двоих .(11)Длинная, из довоенного теста, может, и из самой Америки, со «второго фронта». (12)Мутную жижицу мы перелили ложками в себя, и она не утолила, а лишь сильнее возбудила голод. (13)А как хотелось мне сцапать ту макаронину, не ложкой, нет, с ложки она соскользнет обратно, шлепнется в котелок, рукою мне хотелось ее сцапать — и в рот!
(14)Если бы жизнь до войны не научила меня сдерживать свои по- рывы и вожделения, я бы, может, так и сделал: схватил, заглотил: и чего ты потом со мной сделаешь? (15)Ну, завезешь по лбу ложкой, ну, может, пнешь и скажешь: «Шакал!»
Я отвернулся и застланными великим напряжением глазами смотрел на окраины древнего городка, ничего перед собой не видя.
В моих глазах жило одно лишь трагическое видение — белая макаронина...
Раздался тихий звук. (19)Я вздрогнул и обернулся, уверенный, что макаронины давно уж на свете нет...(20)Но она лежала, разва- ренная, и, казалось мне, сделалась еще дородней и привлекатель ней своим царственным телом.
Мой напарник первый раз пристально глянул за меня — и в глу бине его усталых глаз я заметил какое-то всепонимание и усталую мудрость, что готова и ко всепрощению, и к снисходительности.
Он молча же своей зазубренной ложкой раздвоил макаронину, но
не на равные части, и я затрясся внутри от бессилия и гнева: ясное дело, конец макаронины, который подлинее, он загребет себе. (23)Но деревянная ложка коротким толчком подсунула к моему краю именно ту часть макаронины, которая была длинее. 124)Напарник мой безо всякого интереса, почти небрежно забросил в рот макаронину, облизал ложку, сунул ее в вещмешок и ушел куда-то. (25)В Спине его серой, в давно небритой, дегтярно чер¬неющей шее, в кругло и серо обозначенном стриженом затылке чудилось мне всесокрушающее презрение.
* 26)И никогда, нигде я его более не встретил, но и не забыл случай чайного напарника по котелку, не забыл на ходу мне преподанного урока, может, самого справедливого, самого нравственного из всех уроков, какие преподала мне жизнь.