в романсе Пушкина "ночной зефир "зефир -это что?

что привело в ночлежку её обитателей?
какова предыстория героев?

проблема чести и долга в повести капитанская дочка

Честь нельзя отнять, ее можно потерять. (А. П. Чехов)

В конце двадцатых — начале тридцатых годов А. С. Пушкин обращается к изучению русской истории. Его интересуют великие личности, их роль в становлении государства, а также вопрос, кто или что движет историю: массы или личность. Именно это заставляет писателя обратиться к актуальной теме крестьянских выступлений. Результатом его трудов стали произведения — "История Пугачева", "Капитанская дочка", Дубровский", "Медный всадник". Историческая повесть "Капитанская дочка" была написана А. С. Пушкиным в 1833-1836 годы. В основе сюжета — жестокое столкновение двух противоположных миров: мира дворянства и мира крестьян во главе с Емельяном Пугачевым. На фоне этих событий и повествуется о любви молодого дворянина Петра Андреевича Гринева к дочери коменданта Белогорской крепости Маше Мироновой. Центральной проблемой произведения является проблема чести и долга, о чем свидетельствует эпиграф: "Береги честь смолоду", который, как мы увидим дальше, повсюду будет определять жизнь главного героя. Первый раз Гринев поступил по чести, вернув карточный долг, хотя Савельич и отговаривал его от такого шага. Но врожденное благородство дворянина и тут взяло верх. Человек чести, Петр Андреевич всегда добр и бескорыстен. Он запросто может пожаловать заячий тулуп со своего плеча какому-то бродяге воровской внешности. Как окажется позднее, этот поступок спас ему и его слуге жизнь. Здесь Пушкин проводит мысль о том, что истинное добро никогда не останется неоцененным; добрым и честным людям гораздо легче существовать, нежели злым и корыстным. Приезд в Белогорскую крепость также ознаменовался многими изменениями в миропонимании Петра Андреевича. Здесь он встречается с Машей Мироновой, здесь между ними вспыхивает нежное чувство. Гринев поступил как истинный офицер и дворянин, вступившись за честь любимой девушки и вызвав на поединок Швабрина. Образ Швабрина прямо противоположный образу Гринева. По своему положению он относится к гвардейскому офицерству. Блестяще образованный светский человек, тем не менее, по своему характеру очень беспринципный. Мы мало знаем о его прошлом: карьера его сломлена в результате "смертоубийства", надежд на возвращение в Петербург нет. Швабрин примкнул к восстанию исключительно ради собственной выгоды, потому что иначе его бы ждала виселица. Поступившись таким образом дворянской честью, Швабрин влился в ряды бунтовщиков, хотя цели восстания ему были абсолютно чужды. Во время самого бунта особенно ярко проявились нравственные качества всех его участников. Чего стоит истинный героизм капитана Миронова и его жены, которые предпочли смерть служению самозванцу. Они до конца выполнили свой долг. Так же поступил и Петр Андреевич, чем вызвал уважение со стороны Пугачева. Постепенно раскрывая образ предводителя крестьянского восстания, Пушкин дает нам понять, что и Пугачеву не чужды понятия чести и долга. Он сумел оценить эти качества в Гриневе и во всем ему благодетельствовал. Исключительно стараниям Пугачева Петр Андреевич и Маша обрели друг друга. Впоследствии даже сам Гринев сумел увидеть и оценить в бунтаре и самозванце человека чести, которому присуще и чувство долга. В этом состоит главное отличие Гринева-сына от старика Гринева, для которого важнее всего были честь и долг офицера-дворянина. Гринев-младший сумел расширить эти понятия до их общечеловеческого значения и не отказал в человечности такому, казалось бы, чуждому ему человеку, как Пугачев. Дружба с предводителем крестьянского восстания должна была бы самым отрицательным образом повлиять на судьбу героя. И действительно, мы видим, как по доносу его арестовывают и уже готовятся отправить на эшафот вслед за Пугачевым.

Анна Андреевна. Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И все случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь братец!» И тут же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»… все это я написал.Анна Андреевна. Скажите, так это вы были Брамбеус?Хлестаков. Как же, я им всем поправляю статьи. Мне Смирдин дает за это сорок тысяч.Анна Андреевна. Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?Хлестаков. Да, это мое сочинение.Марья Антоновна. Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.Анна Андреевна. Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.Хлестаков. Ах да, это правда, это точно Загоскина; а вот есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.Анна Андреевна. Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича.(Обращаясь ко всем.) Сделайте милость, господа, если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.Анна Андреевна. Я думаю, с каким там вкусом и великолепием дают балы!Хлестаков. Просто не говорите. На столе, например, арбуз — в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку — пар, которому подобного нельзя отыскать в природе. Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься, играя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж — скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель…» Что ж я вру — я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница сто'ит… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной раз и министр…
Городничий и прочие с робостью встают со своих стульев.
Мне даже на пакетах пишут: «ваше превосходительство». Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал, — куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми! После видят, нечего делать, — ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! Каково положение? — я спрашиваю. «Иван Александрович ступайте департаментом управлять!» Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате: хотел отказаться, но думаю: дойдет до государя, ну да и послужной список тоже… «Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни!.. Уж у меня ухо востро! уж я…» И точно: бывало, как прохожу через департамент, — просто землетрясенье, все дрожит и трясется как лист.
Городничий и прочие трясутся от страха. Хлестаков горячится еще сильнее.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам.» Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш…


В приведённой выше сцене Хлестаков самозабвенно лжёт. Почему он это делает?